Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина
ISSN 0136-0132
Диалог. Карнавал. Хронотоп. → 1999 → 2
176 177
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1999, № 2
MEMORIALIA
К.Н.Атарова
Воспоминания
о Валентине Александровне Дынник
Н.А.Паньков : Ксения Николаевна, я готовлю к публикации ВАКовское дело М.М.Бахтина. Как явствует из документов, довольно заметную (и, к сожалению, отрицательную) роль в этом деле сыграла Валентина Александровна Дынник. Хотелось бы получше понять логику её поведения. Поэтому я искал человека, знавшего Валентину Александровну, и мне посоветовали обратиться к вам…
К.Н.Атарова : Я познакомилась с Валентиной Александров ной в 1967-м году, когда поступала в аспирантуру Литинститу та. Валентина Александровна в то время заведовала одной из Литинститутских кафедр. Кафедра была очень небольшая, там работало, кроме неё, ещё лишь три преподавателя…
Что рассказать вам о ней? Внешнее впечатление Валентина Александровна всегда производила очень приятное. Она была женщина ещё как бы старых, дореволюционных лет, ей тогда уже пошёл, я думаю, где-нибудь седьмой десяток.
Н.П.: Она с девяносто восьмого года…
К.А.: Всегда очень подтянутая… Мне рассказывали, что она была очень красивая в свое время, и это все ещё чувствовалось: полная, но статная, всегда прямая, всегда причёсанная, с какой-то такой тяжёлой косой… Вероятно, уже крашеные, темные волосы… Всегда очень следящая за собой, очень спокойная, очень доброжелательная женщина…
Атмосфера, которая сложилась на кафедре, — довольно
маленькой, уютной кафедре, — как мне запомнилось, меня
удивила… В университете, где я заканчивала
филфак (в
МГУ), была
более официальная атмосфера на кафедрах, какова, в общем, она и
теперь, — я там бываю… А здесь каждое заседание кафедры —
это была в общем-то встреча хорошо относящихся друг к другу
людей… Хотя надо сказать, что (я не буду называть
имён, потому
что не абсолютно
уверена и ссылаюсь на то, что мне говорили, а
никаких документов никогда не видела) в то время на кафедре
находилось два человека, один из которых в прошлом написал
донос на другого,
и тот даже
сидел во времена оны
из-за этого
доноса… Теперь же они преподавали на одной и той же кафедре… Так
что,
наверное, совсем забыться это не могло и где-то внутренне
некая
напряжённость, может быть, присутствовала… Но как раз
Валентина Александровна умела сделать так, что атмосфера по
крайней мере
казалась очень спокойной, не возникало ощущения
какого-то подсиживания и тому подобного. На сами заседания
кафедры, когда они бывали, Валентина Александровна всегда
приносила какие-нибудь там конфеты, пирожные. Все садились
за овальный большой стол и просто беседовали. Довольно милая
обстановка, без официоза, формальностей — такого ничего не было.
Она очень доброжелательно относилась к студентам. Я, к примеру, вспомнила один случай, когда Валентина Александров на принимала экзамен, а я ей ассистировала. Это Литинститут, так что там было много людей, не очень хорошо владеющих русским языком, приехавших из Средней Азии, с Кавказа… И вот одному из таких студентов нужно было отвечать про Дон Жуана. Отвечал он очень плохо. Валентина Александровна «тянула» его, и мы вместе «тянули», пытались как-то навести на мысль, даже чуть-чуть подсказать… Валентина Александровна говорит ему: «Ну вспомните… ну как вот вы сами понимаете, какой был Дон Жуан, расскажите нам. Ну, может, он был циничный человек, по вашему представлению?» Он говорит: «Да, "ценичный" — ценил женскую красоту»…
В отношении аспирантов она тоже всегда была очень доброжелательна, очень любезна, очень заботлива, можно сказать. У нас был — несколько позже меня поступил на кафедру — человек, которого, наверное, никто не хотел взять в аспирантуру… Я сейчас, к сожалению, забыла его фамилию… Он писал у нас диссертацию по Сименону… Это был в те времена, так сказать, опальный человек. Он был как-то связан с Литинститутом, потому что писал рассказы, и писал неплохо, талантливый был человек. Но образование он в свое время получил юридическое, и мама его была или юрисконсультом или, возможно, адвокатом, и как-то защищала очень рьяно тогда крымских татар… И вот он за это «погорел» и был вынужден юридическую свою карьеру оставить. И тогда Дынник пробила ему эту аспирантуру, а то он вообще был без работы… К нему она тоже очень хорошо относилась. Он был талантливый писатель, но совсем не литературовед…
Н.П.: Он не защитил диссертацию?
К.А.: Нет, не защитил. Он писал диссертацию по Сименону, поскольку это было связано с делами об убийствах, с какими-то расследованиями, — это ему было ближе. Конечно, он был не филолог и диссертацию не защитил, но три года, так сказать, «кан
MEMORIALIA
К.Н.Атарова
Воспоминания о Валентине Александровне Дынник
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1999, № 2
178 179
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1999, № 2
товался» в аспирантуре, пока не устроился на какую-то работу… Но Валентина Александровна во всяком случае, конечно, знала его биографию и именно из-за этого его, что называется, приютила.
Н.П.: То есть она склонна была к либеральным взглядам, немножко фрондировала?..
К.А.: Да нет, я бы не сказала, что она… Вообще она была очень мягкий человек… Она никогда резко не фрондировала… В этом смысле она была очень сдержанный, очень спокойный, мягкий человек, хотя в её жизни, между прочим, был и такой эпизод: она ведь сидела в тюрьме… Вероятно, в тридцатые годы… Я думаю, что в тридцатые годы. Может быть, это было связано с её мужем, талантливым фольклористом и известным…
Н.П.: Его, кажется, тоже репрессировали?
К.А.: Точно не знаю, поэтому боюсь Вам что-нибудь напутать. Вероятно, да, вероятно, она в связи с его делом была репрессирована. Я знаю только один эпизод. Я сейчас не могу вспомнить, рассказывала ли она мне сама или кто-то из близко знавших её с кафедры мне говорил об этом… Но она вообще была человек удивительно достойный, её трудно вообще было представить в какой-то ситуации унизительной — и в психологическом, и в бытовом чисто отношении… Она всегда держалась, как королева буквально, и поэтому представить её в тюрьме… А она в тюрьме сидела с уголовницами, и с уголовницами она наладила хорошие отношения. Они её обожали, потому что она им рассказывала, рассказывала сказки и просто всякие известные романы, типа Дюма, приключенческие и так далее… Они с удовольствием слушали, потому что им было просто интересно…
Это я отвлеклась в связи с тем, насколько она фрондирова ла… Может быть, этот жизненный эпизод её научил, что особенно резко фрондировать не стоит. Во всяком случае то, что я знаю… Она никогда, так сказать, на рожон не лезла в те времена, соблюдала меру, учитывала и свои реальные возможности, и условия, в которых она существовала. Но в рамках этих возможностей и условий она старалась людям делать только хорошее, никаких вредоносных действий я никогда от неё не видела и ничего об этом не слышала…
Правда, вот в данном случае она, как вы говорите,
сыграла не очень хорошую роль в деле Бахтина. Я не знаю… Бахтина,
по-моему, она должна была оценить… Но думаю, что, действитель
но, ей искренне не нравилось что-то в этой диссертации.
Вполне возможно, что она была искрення, хотя здесь значение труда
Бах
тина должно было бы превалировать над её личным вкусом.
Это крупный ученый, бесспорно, независимо от того, всё ли ты
принимаешь у него. Я, например, тоже не со всем у Бахтина
согласна, некоторые вещи мне кажутся убедительными, какие-то —
нет, но… тем не менее во всяком случае докторской степени он,
естественно, достоин… Да, вероятно, что-то ей не импонировало, и
поэтому она высказала отрицательное мнение.
Н.П.: А вам доводилось наблюдать Валентину Александров ну в подобных ситуациях: защита диссертации, она не согласна с какой-то концепцией… Вот как она могла вести и вела себя в этом случае? Она была принципиальна? Старалась критиковать…?
К.А.: Я не видела её в таких ситуациях, потому что в Литинституте не было Совета, у нас диссертации не защищались, даже кандидатские. Я свою тоже в университете защищала. Т.е. у нас была аспирантура, а защиты происходили где-то на стороне, и поэтому я сейчас что-то не могу припомнить, чтобы я видела вот такого рода её выступления… Но вообще-то она была человек доброжелательный. Я её видела и в домашней обстановке, я была у неё дома — в квартире, такой же, как и её хозяйка: со старинной мебелью, очень приятной.
Н.П.: У неё дети были?
К.А.: Детей у неё не было. Была племянница, которая у неё жила. То есть не была, она и сейчас, по-моему, жива, долгое время работала редактором в «Художественной литературе». Была у Валентины Александровны и сестра.
Я бывала у Валентины Алексадровны на даче в Гудауте (у неё была там собственная дача, в Абхазии). Поскольку я со своим семейством много лет подряд ездила в Новый Афон, а это очень близко от Гудауты — буквально следующая станция, — а она в это время отдыхала в Гудауте, то как-то раз мы все приехали к ней, чтобы её навестить. У меня от этого визита осталось забавное воспоминание. Моему сыну тогда было лет девять-десять, не больше. Думаю, что даже и десяти не было. И Валентина Александровна, которой к тому времени было уже где-то под восемьдесят, называла его на «Вы» (она только с ним познакомилась)… И это в её устах звучало совершенно естественно, это не было ни иронией, ни насмешкой, а вот, действительно, таким естественным уважением к нему как к человеку, хоть и еще совсем маленькому.
Н.П.: А какие она курсы вела?
К.А.: В основном читала литературу эпохи Возрождения. Она и переводила много из этого.
Н.П.: Кстати, у неё разброс такой интересный: с француз
MEMORIALIA
К.Н.Атарова
Воспоминания о Валентине Александровне Дынник
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1999, № 2
180
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1999, № 2
ского переводила и с осетинского. Вот, интересно, как это она с осетинского переводила? Она знала осетинский?
К.А.: Этого я точно не знаю, но, вероятно, с подстрочника. Мои родители тоже писатели, они тоже переводили и с кабардино-балкарского, и с осетинского, и с туркменского… В общем, как правило, члены Союза писателей, которые занимались такого рода переводами, они, как правило, переводили с подстрочника. Я, конечно, ничего не утверждаю. Может, она и знала осетинский, но, вполне возможно, что всё-таки переводила с подстрочника… Конечно, французский она великолепно знала и вообще сфера её интересов была прежде всего связана с Анатолем Франсом, но читала больше, по-моему, лекции по эпохе Возрождения.
Н.П.: Вам доводилось присутствовать на её лекциях?
К.А.: На лекциях, пожалуй, нет. Нет. Потому что я же была не студентка, а аспирантка… Вот ей приходилось присутствовать у меня на лекциях, которые я, будучи ещё аспиранткой, читала студентам, и она как завкафедрой приходила и смотрела, как я читаю. Кстати, тоже очень доброжелательно отзывалась…
Н.П.: А о Бахтине она не высказывалась в связи с тем, что средние века читала?
К.А.: В принципе, может, и высказывалась, но я этого не слышала… Но, вообще, вот такого ощущения идеологического давления на кафедре не было. Это, действительно, так. Я очень к этому чувствительна была, я всегда старалась выбрать темы для собственных занятий, далекие от современности, чтобы не быть вынужденной всё же как-то приспосабливаться… И поэтому я всегда занималась только XVIII веком, Стерном…
Вот, собственно, и всё, что я могу вам сказать… Да, я присутствовала на похоронах Валентины Александровны…
Н.П.: Это в 1979-м, да?
К.А.: У меня с датами плохо, но, вероятно, да… Было такое ощущение, что ушёл один из последних, так сказать, могикан, людей старой… ну, закалки не закалки…, но воспитанных ещё до революции…, с какими-то другими представлениями о чести, о достоинстве, о духовности.
Н.П.: А вы знали брата Валентины Алексадровны — Михаила Александровича?
К.А.: Нет, его я не знала. С сестрой я была знакома (она, по-моему, Валентину Александровну пережила), а вот насчёт брата ничего не могу сказать…
Москва
MEMORIALIA
К.Н.Атарова
Воспоминания о Валентине Александровне Дынник