Перевод Е. А. Евтушенко
Перевод на современный русский язык
Источник:
Евтушенко Е. В начале было Слово…: 10 веков русской поэзии. — [б.м.]: Слово/Slovo, 2008. — С. 103—119.
- 1. А не пора ль начать нам, братья,
пока все боли мы не выговорим,
не плач по мертвым, не проклятья,
а песню о походе Игоревом?
Мы Русь телами измеряли
и ей мечом не изменяли.
Мы кровью землю измарали.
Так не пора ли, не пора ли? - 2. Пусть эта песня льется лепо
и даже на пирах не пьяно,
из былей сложена, а не по
лишь замышлению Бояна! - 3. Боян дружил орлино с высью,
шел по земле нездешней поступью,
по древу растекался мыслью
и серым волком стлался по степи. - 4. И зачинали песнь высокую
персты прозрачные, как струи.
Он их пускал, как десять соколов
на стаю лебедей – на струны.
Какую лебедь брал по праву,
та лебедь первой пела славу
то любомудру Ярославу,
то мстителю за Русь – Мстиславу.
В той песне воскресали, бредя,
все те, кого в курган поклали.
Хрипел зарезанный Редедя
перед касожскими полками. - 5. Хотя Боян и пел не слёзно,
но струны он терзал руками,
и гусли так рыдали, словно
раскатом реки рокотали.
И Русь в усобицах не вымерла. - 6. Начнем рассказ с «давно», не с «давеча»,
от князя старого – Владимира
до Игоря, до Святославича.
Мы в стольких битвах умирали,
и кости волки подбирали,
но разве гусли всё сыграли?
Так не пора ли, не пора ли?
Начинаем, братья, повесть.
Начинает повесть нас.
Призадумался,
готовясь
повести дружину князь.
А его полки хоробрые,
а под ними кони добрые,
с гривами игривыми,
с ноздрями пугливыми, –
кожа с переливами.
– Княже Игорь Святославич,
ты куда полки направишь?
Оправляет князь кольчугу полновесную.
Все колечики ее блестят,
похрустывая. - 7. – А на землю Половецкую,
но за нашу землю Русскую!
– Княже Игорь Святославич,
нас прославишь,
обесславишь?
Или будешь обезглавлен
между славой и бесславьем? - 8. И внезапно превратилось солнце белое
в солнце черное,
и заржали кони,
будто перед бездною,
обреченные.
И увидел князь,
что всё кругом затмилось,
словно впал он вместе с воинством
в немилость.
Небо вороном огромным закружило, - 9. и сказал князь Игорь:
- 10. – Братия,
дружина!
Лучше быть порубленным,
чем в плену погубленным. - 11. Выбирайте смерть,
полон
или наш навеки Дон.
Что мне предзнаменованья,
что тоска по дому!
Я хочу отведать с вами
великого Дону. - 12. – – –
- 13. У меня давно копье хранится
для такого дела молодецкого.
Преломлю его я на границе
поля Половецкого!
С вами,
русичи,
мой путь.
Либо пасть без срама,
либо Дону зачерпнуть
шеломами в шрамах… - 14. О, Боян,
соловей
леса отчего,
ты бы песней своей
нас попотчевал.
Не поддавшись сгоряча
ни тоске,
ни гневу,
ты бы пел и пел,
скача
по мысленному древу.
Ты свивал бы,
в небе рея,
славное,
позорное,
воедино наше время,
надвое разорванное.
Ты нашел бы песнь во ржи нам,
а подпесенки в траве,
рыская от бездн к вершинам
по Трояновой тропе. - 15. И в степи –
одной из бездн,
по донским излукам,
так бы пелась эта песнь
Игорю
и внукам: - 16. «То не буря соколов занесе́-зане́се
через города и веси,
через поля широкие,
леса зеленоокие –
то воровато вороны
летят за вами,
воины,
чтоб ваши очи выклевать
у Дона великого». - 17. Или так бы ты запел,
Боян,
внук Белеса,
голосами ковыля,
полыни,
вереска: - 18. «Кто там дремлет рыбой снулой,
камнем в тину кинутой?
Кони ржут за Сулой,
звенит слава в Киеве.
Пусть Кончак глодает ногти
от нашей отваги.
Трубы трубят в Новгороде.
В Путивле плещут стяги».
Что судьба нам напрядет?
Еще пряха молода.
Чует конь,
что бой грядет.
Конь кусает повода.
А князь Игорь медлит,
ждет
брата Всеволода. - 19. И сказал ему Буй Тур Всеволод:
- 20. – Брат мой, нет светлей тебя –
света светлого!
Степь –
она просторней гроба.
Рядом нам не тесно лечь.
Святославичи мы оба. - 21. Дай твой меч!
А вот – мой меч!
Оседлай, мой брат, скорей
всех своих борзых коней, - 22. а мои сноровистые
аж до искр подковистые…
Мучат их у Курска
оводов укусы,
но, скучая, конь любой
каждой жилкой
рвется в бой. - 23. И мои куряне
тож не на печи –
возложили длани
на тяжкие мечи.
Под боевыми трубами
в полях, покрытых трупами,
как повитухи,
битвы
нас кутали в молитвы.
Под трубами повиты,
кровушкой обмыты,
под шлемами взлелеяны,
пожарами овеяны,
с конца копья вскормлены
полынным хлебом с комьями.
Вот они –
русичи.
Их бы в граните высечи! - 24. Им все дороги ведомы
с колдобинами-бедами.
Им знамы все яруги,
и луки их упруги,
колчаны отворены,
сабли заговорены. - 25. Скачут они вместе
полем,
сквозь дубравы,
ища себе чести,
а князю –
славы. - 26. И вступил Игорь-князь
в злат
стремень,
сам в ловушку заманясь.
Взгляд –
кремень. - 27. Солнце,
тьмой залив глаза,
путь преграждало. - 28. Стоном
грузная гроза
птиц предупреждала. - 29. Встрепенулся сонный Див
на вершине дерева.
Пробурчал,
всех пробудив:
– Это что за деево?
И еще промолвил Див,
ржанье ухом ухватив:
– Слушайте по моему,
Волга и Поморие!
Корсунь, Сурож –
слу-шай-те!
Али уши не те?
Ржанье,
словно дикий рык,
так что вздрогнул каменный
идол –
старше всех старик
из Тмуторокании… - 30. Это не от черных туч
полосы –
это движутся вдоль круч
половцы,
с клекотом,
кликами
к Дону великому.
И даже ночь телегами
поскрипывает,
как будто это лебеди
вскрикивают…
А князь Игорь
войско
к Дону ведет. - 31. Ой, как много воска,
да будет ли мед?!
Волки накликают
по яругам грозу.
Желтыми клыками
тьма грозит: «Загрызу!»
Никому, кто лег там,
савана не шьют,
а орлы клекотом
на косточки зовут.
Бредится ли, снится,
а из темноты
брешут
лисицы
на червленые щиты. - 32. Что принесет заря?
Меч вдосталь закален?
О, Русская земля,
уже ты за холмом! - 33. Долго
ночь
меркнет. - 34. Свет
заря
зажгла.
Как спасти от смерти
души и тела?
Лег туман
на шеи шелковые
застоявшихся коней. - 35. Соловьев затихло щелканье.
Говор галок всё слышней. - 36. Скоро битва.
Или – или.
Смяв нечаянно цветы,
поле перегородили
наши русские щиты.
Под ногами и копытами –
до сраженья у реки –
колокольчики убитые,
раненые васильки.
Князь,
не сбросит ранней ранью
конь с расшитого седла?
Но цветы на поле брани
гибнут первыми всегда. - 37. А зато на зорьке,
на зорьке,
на зорьке
были трубы звонки,
звонки,
звонки,
и русичи летели,
пока заря горела,
на половцев метелью,
как стрелы,
стрелы,
стрелы.
А после возвращались
под гики,
гики,
гики
по свежей крови, словно
по ранней землянике.
И поперек их сёдел
кричали половчанки
с такой тоской особой,
как пойманные чайки. - 38. Телеги, златом полные,
барахтались в трясине,
и паволоки половцев
по ветру парусили.
И русичи бахвалами
и топи, и овражины
мостили покрывалами
и епанчами вражьими. - 39. «Святославич,
ты прими из наших рук
лебедь белую –
плененную хоругвь.
Стяг червленый,
и червленый бунчук,
и в придачу –
пару стоящих кольчуг.
А серебряное тяжкое древко
ляжет в руку твою, князь,
легко-легко». - 40. Дремлет во поле Олегово гнездо,
копьями щетинится,
колчанами, - 41. но не на обиду,
не на зло
ворону,
и даже половчанину…
А победа собой не дорожит. - 42. Под конями степь дрожит.
Серым волком Гзак бежит,
и Кончак ему до Дона след
прокладывает,
и, глотая молча пыль,
распрямляется ковыль
и сообщником
тропу за ними скрадывает. - 43. А кровавая заря
предвещает кровь не зря. - 44. Тучи движутся,
черные,
безмолвные,
и трепещут в тучах
синие молнии. - 45. Быть громадному грому,
грозовому граду стрел.
Князь, вертайся-ка до дому!
Или слеп любой, кто смел? - 46. Тут и копьям преломиться,
тут и саблям затупиться
о шеломы половецкие
в конце
этой битвы на Каяле
на реце. - 47. Так неужели зря
мы в битве той умрем?
О, Русская земля,
уже ты за холмом! - 48. Ветры – внуки Стрибога –
стрел несут на нас так много,
что уже для этих стрел
не хватает наших тел. - 49. Гудит земля.
В пыли –
поля.
Реки мутно текут,
волны трупы волокут. - 50. Шепчут стяги обагренно:
»Идут половцы от Дона, - 51. окружают у реки
наши русские полки…» - 52. Дети бисовы
не шиты лыком –
перегородили поле кликом,
ну а русичи –
щитами червлеными,
после стольких стрел
не раз уже чиненными. - 53. Яр Тур Всеволод,
ты впереди всех воинов
прыщешь стрелами калеными на ворогов
и мечами харалужными гремле́ши
по шеломам всех,
кто конны или пеши. - 54. И куда ни скачешь ты,
до позднего вечера,
чуть шеломом золотым
сквозь пыль посвечивая, –
оставляют с незакрытыми очами
свои головы на поле половчане, - 55. и шеломы аварские расщеплены,
и не спрятаться ни в норы,
ни в расщелины. - 56. Что тому все раны,
дорогие братья,
кто забыл прекрасной Глебовны объятья,
под проклеванными вишнями чириканье
и отцовский золотой престол Чернигова? - 57. Время то летело,
то вихляло пьяно.
Был до века Ярослава
век Трояна.
Были войны бесконечные Олеговы.
Трупы, злато –
всё везли тогда телегами. - 58. Видел князь во сне корону
и в походном спал седле.
Он мечом ковал крамолу,
стрелы сеял по земле. - 59. Он в злат стремень заступал
в Тмуторокани, - 60. а его соперник слух зажал руками.
Не хотел он,
завидущестью болен,
слышать звон стремян –
звончее колоколен. - 61. – – –
- 62. А Бориса Вячеславича,
раньше хитро вычислявшего
все поганые дела,
жажда славы довела,
как попался в ее сети,
до совсем бесславной смерти –
хорошо, не до кола.
Постелила удалому
травяную паполому
вместо смертных покрывал,
чтобы впредь не предавал
ни Олега молодого,
ни кого еще живого.
Мать-земля не зря скорбит.
Предан каждый, кто убит. - 63. – – –
- 64. При Олеге Гориславиче
было горюшко не слаще,
чем полынь с кровцой,
не едомая овцой.
Если битва поле
боронит,
то пшеница боле
не родит,
лишь усобицы на память
прорастают черепами.
Если ссорятся князья,
разве жить подолгу льзя? - 65. Там, где степь костьми покрытая,
редко пахари покрикивали,
зато часто враны граяли,
да сгребали бабьи грабли
ливнем вымытые кости
тех, кто шел незвано в гости…
Набирались галки жиру
и с поживы –
на поживу. - 66. Но не знали враны вещие
о такой,
как битва эта, –
с росного утра до вечера,
с вечера и до рассвета.
Стали алыми луга
зеленые.
Стрелы воют, как пурга,
каленые.
Кто здесь пьян,
кто здесь трезв?
Кто здесь выдюжит?
Всюду копий треск да треск –
им не выдержать.
Всюду сабель хряск да хряск
о шеломы.
Дон сединами затряс
оглушенно. - 67. Вся земля черна, как дым,
под копытами,
и лежат враги в обним,
став убитыми.
Взвыть бы с горя от любви
над полями ратными.
Всё засеяно людьми
невозвратными.
Где пшеница,
где цветы?
Русь бескрайняя,
до чего на горе ты
урожайная! - 68. Что приспело трубам спеть
рано перед зорями?
Разве мало кровью степь
изузорена? - 69. А князь Игорь повод сжал –
брата Всеволода жаль.
Повод укорачивает,
полки заворачивает. - 70. Бились день,
потом другой.
Всюду мягко под ногой.
В полной мертвыми степи
на сердца не наступи!
Смерть красна,
когда прилюдна.
Лихо сабли игрывали,
но на третий день к полудню
пали стяги Игоревы. - 71. Последние объятья.
Последний свет в лице.
Так расставались братья.
Так отражались братья
в Каяле
во реце. - 72. Так одиноко стало,
и мысль пришла,
страшна,
что битве недостало
кровавого вина. - 73. Ах, русичи,
вы были
цвет Русския земли.
Вы сватов напоили,
а сами полегли
в нее
и за нее –
в былье
да небылье.
Русичи,
русичи –
мертвым счет на тысячи.
Трава не в землянике –
а ранней кровенике,
но разве кровь права? - 74. И, как вдова, всё никнет
от жалости трава.
Печаль сильнее гнева
и злобищи мирской,
и приклонилось древо
к земле с такой тоской… - 75. Невеселое время надвинулось,
братья.
Рать была как пустыней накрыта,
и нет больше рати. - 76. Гневной девой Обида взвилась осиянно
над порубанным войском Дажь-Божьего внука,
и вступила Обида на землю Трояна,
натянув тетиву беспощадного лука.
Заплескала Обида,
как белая лебедь,
крылами
в море синем,
которому Дон посылает убитых,
и чуть крылья она не сожгла,
раздувая усобиц разбойное пламя,
а от этого всем Божьим тварям убыток. - 77. И князья воевали,
не против поганых, а друг против друга.
Бить своих, чтоб чужие боялись, –
и это заслуга?
И князья говорили: «Всё это – мое,
и мое – остальное»,
а про малое: «Это – великое».
Вот что кончалось войною.
И ковали крамолу князья
на самих же себя,
как презренное быдло, - 78. а пришельцы – те всласть
забавлялись насилием,
как на пиру оголтелом.
Душу Русской земли
победить не под силу им было –
и они похвалялись победами
лишь
над ее изувеченным телом. - 79. Ты, сокол, залетел далече,
до моря, клювом птиц разя, - 80. и княжьему полку не легче,
но воскресить его нельзя. - 81. И Кара Жлян – змей черной масти
огнем плевался и рыгал, - 82. и все драконий напасти
из дымной пасти извергал.
Разучась готовить лакомства,
жарева да варева,
жены русские восплакались,
приговаривая: - 83. «Неужели наших милых –
ни живыми, ни в могилах –
не обнять, не обрыдать,
ни пылинки с них не сдунуть,
и ни думой их не сдумать,
ни глазами повидать?
Что нам серебро и злато,
если милым нет возврата
во родные ворота?
Даже днем без милых мглисто.
Не звенят без них мониста,
и роса не серебриста,
и заря не золота!» - 84. И в годы такие
стонали им вслед:
от горестей –
Киев,
Чернигов –
от бед.
Исход разве ясен? - 85. Что брезжит вдали?
Тоска разлиясе
по Русской земли. - 86. А князья землицу Русскую
деливали
до последнего клочка,
сучка на дереве, - 87. и, не ведая смущения ли,
риска ли,
на нее поганые нарыскивали,
брали с каждого дыма дань,
оставляя одну страдань… - 88. Так два храбрых Святославича –
два сокола,
Игорь,
Всеволод,
пробудили столько зла вокруг да около,
в землю всеянного.
А отец их Святослав, –
он свято,
всем казалось,
усыпил то зло когда-то,
усмирил своими
сильными
полками
и булатными
синими
клинками. - 89. Святослав пришел на землю Половецкую,
полуяростно пришел и полувесело,
истоптал конями холмы и яруги,
возмутил озера, реки по округе,
иссушил все родники и все колодцы, –
до сих пор в них солнце не смеется.
А поганого хана Кобяка
из полков железных вырвала рука
вихря,
беспощадного, как лава,
и во Киеве хан
пал,
бездыхан,
на пол гридницы князя Святослава. - 90. Тут венецианцы и немцы,
греки и другие иноземцы
спели славу Святославу,
а не Игорю,
ибо Игорь не в ларце –
во Каяле
во реце
спрятал золото,
хранимое лишь рыбами.
Поддевает сонный сом
голубой сапфир усом.
В бусах путаясь,
осётр
скатным жемчугом трясет.
Ах ты, щука,
ах, ты –
что глотаешь яхонты?!
Что ты, князь, наделал,
словно в пьяном сне?
Утопил богатство русское на дне. - 91. Что ты, князь, удумал?
Ты кому назло
пересел из русского
в кочевничье седло –
в седло Кощеево,
с вонью от мощей его? - 92. Подрастают молча
ягоды волчьи
на чей-то зубок –
вилы ему в бок.
Вот какие ягоды
вдоль наших крепостей.
Отчего поникли стяги-то?
От дурных вестей.
Пугает и бесстрашных страх.
После побед им снится крах,
и в женских сахарных устах
им снится жало змиево. - 93. И Святослав во сне одрях,
и потихоньку в полупрах
он превратился на горах
притихнувшего Киева.
Тем, что приснилось, потрясен,
он так рассказывал свой сон: - 94. «С вечера меня окутали,
будто бы меня опутали,
чтобы не осталось удали,
черной погребальной паполомой,
прежде незнакомой,
на кровати тисовой
со скрипинкой бисовой… - 95. Черпали мне там
вино синее,
чтоб не помнил своего имени.
Занимался сам я черпа́ньем,
ч́рпаньем
не чужим,
а моим собственным черепом.
Пенилось вино,
как бешеное,
с горем смешанное. - 96. Осыпали меня из колчанов пустых
то ли слезыньками,
то ли жемчугом. - 97. Отдавали понежить,
чтоб я затих,
то ль березонькам,
то ли женщинам.
И слетел означающий счастие кнес
златоверхого терема.
Уж такая была, видно, воля небес, –
вместе с кнесом удача потеряна. - 98. Было праху исплесниться
все-таки рано.
»Поживи!» –
так земля
сыну молвила, - 99. и взграяху у Плесньска
не соколы – враны,
понесошася
к синеморию.
Дав мне жизни лет девять еще –
не короче,
передумали враны,
не тронули очи».
Так сказал Святослав по прошествии ночи. - 100. Посылали бояре плененному князю
их слова, словно жбан отрезвлявшего квасу: - 101. «Ум тоска полонила.
Ей надо простора. - 102. Вы, два князя – два сокола, –
взмыли со злата престола,
чтобы в Тмуторокань
заявитися непобежденно
и отведать хоть краем шелома
великого Дона.
Но двум соколам крылья подрезали
чьи-то поганые сабли,
и цепями опутали братьев,
и силы иссякли». - 103. Тьма наступила, словно сон,
вмиг,
без помехи.
Плен двух князей, как плен двух солнц, –
они
померкли.
Тяжка у тьмы дневной стопа,
и гром не грянул,
когда погасли два столпа
багряных.
И как найдут во тьме отца,
погасшие бессильно,
два молодые месяца –
два Игоревых сына? - 104. А на Каяле
на реце
тьма свет прикрыла полностью, - 105. и русские полки
в кольце
степных гепардов-половцев. - 106. Всё разодрали –
свет и мглу,
знамена,
землю,
воду.
Хула низверглась на хвалу, - 107. Насилье –
на свободу. - 108. – – –
- 109. Не слышно на Руси девчат –
слышнее взвизги половцев,
и девы готские бренчат
под пляски русским золотцем.
Всё меньше света,
больше тьмы.
Тоска-печаль над селами. - 110. И что-то сделались все мы
такими невеселыми… - 111. У других князей не занял
Святослав ума и сил.
Себя мыслями изранил,
злато слово изронил,
мудростью оправленное,
слезами приправленное: - 112. «О, мои сыновчя,
Игорю,
Всеволоде,
вы мечетесь все ночи
в бессоннице, как в неводе.
Вы,
погнавшись за победами ненужными,
рано начали мечами харалужными
Половецкой земле досаждать…
Надо славу не искать,
а подождать.
Неразумно кровь лия свою и ворогов,
слишком жирных
вы откармливали воронов. - 113. Закалили вы сердца,
не затворили. - 114. Что же вы моим сединам сотворили!
- 115. Я не вижу больше воинскую лаву,
подчинявшуюся брату Ярославу.
Где черниговское храброе боярство,
из которого никто не забоялся?
Где те ратники с доспехами рогожными,
без щитов –
а лишь с ножами засапожными?
Побеждают они с кликами по праву,
в славу прадедов звоня –
в литую славу! - 116. Но сказали вы:
»Помужествуем сами,
потому что мы и сами с усами.
Славу прошлую ковром себе постелим,
ну а будущую –
сами и поделим!» - 117. Удивительно ли, братья,
старику помолодеть?
Коль могу свой меч поднять я,
то смогу им володеть.
Позабудьте слово «старче».
Молод я,
мне повезло. - 118. Сокол после линек зорче
бережет свое гнездо. - 119. Но князья мне ниоткуда
не звонят во стремена.
Чуда ждать напрасно. - 120. Худо
обернулись времена. - 121. А у града Римова,
саблями багримого,
в крови лапти вымочив,
держатся римовичи.
Там ведет своих волчат
хан,
как волк облизывающийся.
Там под саблями кричат.
А в Переяславле – чад
от пожарищ близящихся.
Где Володимир молодой?
Он так изранен в битве той, - 122. и больше нету лепого
младого сына Глебова…
Не человек,
а рана,
и это невозбранно.
Себе самим не судьи,
мы раны,
а не люди».
Не опьянеть,
сколько в чашу ни лей.
Смолк Святослав сурово.
Нету золота тяжелей,
чем золотое слово.
Но никому отмолчаться нельзя. - 123. Где вы,
князья?
Где же ты,
великий князь
Всеволод?
На тебя ли,
припозднясь,
горько сетовать?
Ты ведь мог бы встать оплечь
с отцом названым,
его злат престол сберечь
и мечом,
и разумом. - 124. Ты сумел бы Волгу в зной
расплескать вёслами,
так чтоб капли –
бирюзой
суженой
на волосы.
Разве для тебя война –
дело непривычное?
Ты сумел бы
Дон
до дна
шлемом
вычерпать. - 125. – – –
- 126. Ты сумел бы,
стаи половцев расшвыривая,
пострелять сынами Глебовыми смелыми,
словно жгучими живыми
шереширами –
с неба спрыгнувшими
огненными стрелами. - 127. Вы,
отважные Давыде и Рюриче,
аль не вам вдогон махали
белы рученьки?
Аль не ваших братьев
шлемы золоченые
в крови плавали,
врагами иссеченные? - 128. И не ваша ли дружина,
акы тури,
после битвы лишь мычит,
как после бури? - 129. Вы вступите-ка в опору злата стремени
за обиды
своего лихого времени,
за страдалицу –
за землю нашу Русскую,
не для нас,
а для гостей незваных –
узкую,
и за Игоревы раны,
чтоб не тронули их враны,
за отважного князя –
Святославича… - 130. Где ты,
князь Галицкий
Осмомысл Ярослав?
Ты вознесся
в поднебесье
над галками,
вровень с ястребами став.
И сидишь ты на престоле златокованом,
тебе сызмальства судьбою уготованном,
и полки твои железные,
дерзкие,
подпирая горы темные венгерские,
заступают дорогу королю,
чтоб не лез напрасно в землю не свою.
Меч, как перышко,
над шлемом поднимая,
затворил ты,
князь,
ворота Дуная,
и способна твоя легкая рука
враз все тяготы швырнуть за облака.
Ты до самого Дуная правишь суд,
и дрожат мздоимцы,
воры,
и крутые приговоры
в клювах чайки невесомые несут. - 131. Даже молниям грозы
ты не завидовал.
И никто твоей слезы
еще не видывал.
Отворил ты, князь,
ворота града Киева.
Взял на пояс голубой кушак реки его
и с отцовского престола,
золотого – не простого,
так что вороги растерянные замерли,
доставал султанов стрелами и за морем.
Всё еще рука легка? - 132. Так стреляй же в Кончака,
чтобы Игоревы раны
не посмели тронуть враны,
недостойные коснуться смельчака. - 133. Где вы, храбрые Романе,
Мстиславе?!
Ваши воины в бурьяне,
в канаве?
Среди стольких трусов подлых
что-то вас влечет на подвиг,
но не злато,
не почет –
а достоинство влечет.
В этих смутах,
в мутных войнах,
кто-то должен быть в достойных,
делая достойным бой
не победой,
а собой. - 134. – – –
- 135. – – –
- 136. Игорю померк солнца свет.
Игорь жив,
но Игоря нет. - 137. Не добром сронило дерево листву.
И по Роси,
и по Суле –
за висюльки
и посулы –
городов дележ,
подобный воровству.
Делят степи на скаку,
делят даже воду в сите…
А Игорева храброго полку
не воскресити. - 138. Мстиславе и Романе,
вас ждет безбрежный Дон.
Что слышится в тумане?
Победы нежный звон. - 139. И Ольговичи с вами,
и раненое знамя,
и что-то,
словно свет,
чему названья нет… - 140. Ингвар, Всеволод
и три
Мстиславича –
не худого вы гнезда
соколы!
Не по праву, что внутри, –
по бесправищу
разорили вы, князья,
землю ссорами! - 141. Где же ваши копья, шлемы
и щиты
польские? - 142. Оградите Русь от нищеты
стрелами,
чтобы половцы у вас в ногах
ползали,
и просили «Пощади!»,
припав к стремени.
Покажите,
князья,
удаль бранную
и за Игоревы раны
бросьтесь в рубку,
и за самую большую нашу рану –
землю Русскую! - 143. Вот и Сула среброструйная
к Переяславлю не течет.
А Двина,
когда-то буйная,
так себя сейчас ведет,
будто родом из болот.
Покорилась речка глупая
и поганым,
льстиво хлюпая,
пузырями песнь поет. - 144. И в укор тебе,
река,
Изяслав,
сын Василька,
о литовские шеломы,
да и просто по живому,
подзазубрил меч.
Лихо дрался за победу.
Как Всеславу,
его деду,
ему лучше не перечь!
Но литовскими мечами
был изрублен - 145. и, печальный,
прохрипел такую речь: - 146. «Княже,
друже –
было ли нам хуже?
На убитых сев,
стервятники при деле.
Всю дружину
они в перья приодели.
Ну а звери доедают в поле заживо
тяжко раненных,
их кровь полизаша…» - 147. Так без братьев Брячислава,
Всеволода
Изяслав примолк
под песню ветра северного..
А потом под песню теплую,
южную
изронил свою душу жемчужную,
в зверских битвах до конца
не озверелую,
сквозь литое золотое ожерелие. - 148. Приуныли голоса
мужские,
женские,
только трубы трубят городенские… - 149. Ярослав и Всеславовы внуци!
Дайте стягам смиренно нагнуться
к остужающей ярость кринице
и в усобицах повиниться.
А мечи поврежденные
в ножны
вы вложите,
но так осторожно,
чтоб с оставшейся кровью на стали
кровь свою
вы не переплетали. - 150. А булатные ваши приятели –
опозоренные мечи –
славу дедовскую утратили,
словно тати-убийцы в ночи. - 151. Вы своими постыдными смутами,
став друг к другу от зависти лютыми,
наводили,
рыгая от зелья,
всех поганцев
на Русскую землю! - 152. От усобиц пошло всё горе,
половецкое
али другое…
А на веке седьмом Трояна - 153. кинул жребий Всеслав,
обуянный
жаждой знать, что подскажет жребий –
образ волчий или жеребий. - 154. Но не стал он конем,
а скакнул на коне
в Киев,
к трону,
и престол золотой
в гробовой тишине
жезлом тронул. - 155. Сделал в полночь из Белгорода
прыжок
и, повиснув на облаке,
небо прожег
лютозверьими очами,
как оборотень,
и его не поймать,
словно облака тень. - 156. В три попытки такую удачу урвал:
с прибаутками Новгород завоевал,
Ярославу
всю славу
пришиб наповал - 157. и опять же не без прибауток
волком взмыл до Немиги с Дудуток.
Из голов на Немиге снопы.
Из булата – цепы.
На току жизнь кладут,
отвеваючи душу от тела. - 158. Недобром –
и не златом,
не серебром –
безымянными здесь позасеяно всё.
Столько душ, не вздохнув, отлетело! - 159. Князь Всеслав сам судил
и князьям города рядил,
а из Киева волком дорыскивал
Тмуторокани.
Но был резв до грехов
лишь до утренних петухов
и боялся он солнца,
как будто бы с утром он канет.
Принимал он обличия
то соловья,
то орла.
Обладал он и нюхом, и слухом,
дарованным свыше. - 160. Если в Полоцке
пели к заутрени колокола,
князь Всеслав этот звон
и в Киеве слышал. - 161. Обитала душа его
в исхудалом предерзостном теле,
но он мучился оттого,
что ужиться они не хотели. - 162. Сам Боян и припевку ему подарил –
не на раз,
а на целую жизнь вроде милости: - 163. «Всем, кто слишком хитер,
всем, кто слишком горазд, –
никому суда Божья не минути!» - 164. О, стонати и плакати Русской земли
о тех первых князьях,
что в нее полегли! - 165. – – –
- 166. Нынче стягов поболе над Русью полощется,
да вот врозь развеваются эти полотнища! - 167. Копья песни поют!
Копья кровушку пьют! - 168. В Путивле плачет Ярославна,
одна на крепостной стене,
о всех, кто пал давно, недавно,
и о тебе, и обо мне.
По-вдовьи кличет, чайкой кычет: - 169. «Дунайской дочкой я взлечу,
- 170. рукав с бобровой оторочкой
в реке Каяле омочу. - 171. Не упаду в полете наземь,
спускаясь к мужу своему,
и на любимом теле князя
крылами нежно кровь зажму». - 172. В Путивле плачет Ярославна,
оплакивая,как во сне,
со славой павших и бесславно,
но на одной для всех войне. - 173. «О, господин ветрило, ветре,
зачем ты веешь вперекор? - 174. Ты лучше мои слезы вытри,
а стрелами не бей в упор. - 175. Тебе прийти бы, ветре, в разум,
наполнив парус кораблю. - 176. Почто мою любовь и радость
развеял ты по ковылю?» - 177. В Путивле плачет Ярославна,
одна на крепостной стене: - 178. «Ты, Днепр Словутич крутонравный,
пробился в горной крутизне. - 179. Ты на себе лелеял чаек
и Святославовы ладьи. - 180. Спаси любимого, качая,
и, словно я, его люби…» - 181. В Путивле плачет Ярославна,
одна на крепостной стене: - 182. «О, солнце, ты ни с кем не равно!
Согрей всех в мире, кто одне. - 183. Но пожалей тех, кто на муки
в твоих лучах обречены.
Расслабило им жаждой луки,
заткнуло горем колчаны.
Ты не убей жестоким зноем
в безводье воинов Руси.
Любимых тенью мы прикроем, –
мы их спасем, и ты спаси!»
В Путивле плачет Ярославна,
одна на крепостной стене,
и слезы, опускаясь плавно,
сквозь волны светятся на дне… - 184. Море вздыбилось по-вражьи.
Пена – как ведьмачья пряжа.
Вихри тучами идут.
С неба глас: «Ты слышишь, княже?
Собирайся… Дома ждут…
Ждет земля твоя родная.
Ждет отеческий престол.
Столько крыш чужих сменяя,
разве ты свою нашел?» - 185. Зори вечером погасли.
Игорь спит или не спит?
Не о славе и богатстве –
он о Киеве скорбит.
Поражение в победу
превратится, как в бою,
если Бог зовет к побегу
из чужой страны –
в свою.
Князь от склона и до склона
мыслью мерит без конца
степь от медленного Дона
и до быстрого Донца. - 186. Это бегство –
дело чести.
С ним бежать решился вместе
верный половец Овлур.
Верный?
А не чересчур?
Что за мысли –
чур, чур, чур!
Но Овлур коня за рекой
высвистнул
и дорогу
рукой
высветлил.
И чтоб князь не попался в сети,
он велел ему уразумети,
что нельзя ему быть
князем Игорем,
пока дело с побегом не выгорит. - 187. А не сделаться чьей-то добычею
можно,
только меняя обличил.
Князь припал к земле, к ее лику,
кликнул.
Конь тряхнул уздой,
звеня.
Вздрогнула земля.
Шелестнула трава
зелены слова.
Половецкие шатры,
как живые,
заодно и костры сторожевые
трепыхнулись,
так что даже часовые чертыхнулись.
Но по-своему.
Воин – воину
глаз не выклюет,
как ворон ворону. - 188. А князь Игорь горностаем
скаканул
в тростники,
в незнакомый мех врастая
у трепещущей реки.
Белым гоголем –
на воду
сел,
храня свою свободу, - 189. на коня борзого вспрыгнул,
серым волком спину выгнул.
Соскочил он у Донца –
сразу шерсть сошла с лица. - 190. Соколом под облаками
взвился над березняками.
У реки позавтракал
лебедем задранным,
на ужин –
жирный гусь…
Разве нищенствует Русь? - 191. В хвост пристроясь
князю-оборотню с толком,
переимчивый Овлур
стал тоже волком
с кустов хвостом в лесу
отряхал студеную росу. - 192. Помолчал Донец,
Но сказал наконец: - 193. – Князь,
ты волком раньше вроде не прыгал,
Разве мало тебе славы,
князь Игорь?
Разве мало Кончаку нелюбия,
душегубия?
Разве мало нашей Русской земле
невеселого веселья,
но всегда навеселе? - 194. Донцу ответил Игорь так:
- 195. – О, Донче!
Твои брызги
разлетались раньше звонче,
Было мало счастья разве –
на волнах лелеять князя,
расстилая мураву в его ногах
на серебряных твоих берегах?
Ты окутывал теплыми туманами
его тело,
истерзанное ранами, - 196. Окружали его вместо лживой челяди
твои реющие чайки и черняди, - 197. не такая, говорят, река Стугна.
нет и летом в ней тепла –
только студно.
В ней недобрая струя,
как в притоне,
отравляла все ручьи и притоки.
И на дне
ее мутная отрава
скрыла юношу –
князя Ростислава. - 198. Плачет матерь безутешная о юноше,
- 199. вместе с ивами, с цветами пригорюнившись…
- 200. И хотел еще сказать князь Игорь что-то,
но взаправдашние волки у болота
показались…
Шла за Игорем охота. - 201. А вороны и сороки,
как болтливые пророки,
прикусили в черных клювах языки. - 202. Скользко ползали полозы, –
лишь визжали в седлах половцы,
как лошадки их мохнатые, дики.
А на пахнущем добычей выгоне
рыщут Гзак с Кончаком по следу Игоря. - 203. Говорит Гзак
Кончаку так: - 204. – Упустить такую птицу –
стыд.
Если сокол ко гнезду летит,
расстреляем соколенка,
тетиву не оттягивая звонко.
Приземлим его стрелами злачеными,
из других сердец когда-то извлеченными.
Одним сердцем больше –
для стрелы
быть не может лучшей похвалы. - 205. Ну а Гзаку говорит Кончак
так: - 206. – Если сокол ко гнезду летит
и не будет стрелами убит,
соколенка не опутать ли косой
красной девицы?
Никуда тогда и сокол не денется. - 207. И ответил Кончаку Гзак
с ядовитой усмешкой в глазах: - 208. – Если так, любезный хан,
дело сделается,
то не будет у нас ни красной девицы
и ни соколенка,
ни сокола,
лишь крапива да осока высокая…
Что достанется еще?
Воронья ласковость.
Будут вороны
на клочья нас растаскивать,
и воробышки поля Половецкого
доклюют нас
без чириканья льстецкого. - 209. Ну а где же ты,
князь Игорь,
в этот час?
Сиротеет Русь
без каждого из нас.
И говаривали так Боян,
Ходына –
песнетворцы,
отцы русской речи: - 210. «Плечи голове необходимы,
но без головы слабеют плечи».
Возвращайся, князь!
Цветет ромашка
и простит, коли была промашка.
Лишь бы тебя, Игорь, не убили!
Без Руси нам на чужбине тяжко,
и Руси – без тех, кто на чужбине. - 211. Что за солнце тресветлое на небе!
Так не светит никто,
если наняли. - 212. О, красавицы девицы,
от Дуная до Киева
как поете вы,
сами не зная, какие вы! - 213. И совсем не в скрипящем –
в поющем седле
снова едет князь Игорь
по Русской земле.
Он спускается
к Днепру
по Боричеву
к Богородице святой Пирогощей,
обещает граду Киеву беречь его,
с каждым садом обнимаясь,
с каждой рощей. - 214. Грады –
рады.
Рады мазанки –
даже самые масенькие.
Звонницы
хоть ночами готовы звонить
от счастливой бессонницы.
И на спуске под всхлипы
лепечут все липы
празднующей листвой:
»Живой!
Живой!» - 215. В землю мы не зароем,
а песням навек отдадим
славу старым героям
и молодым.
(А все косточки,
добела вымытые,
из людей убиенных вынутые,
долго стуком переаукивались,
перекатывались,
перестукивались…) - 216. Так поставим всем павшим не за упокой,
а во здравье свечу…
Слава Игорю Святославичу!
(А все косточки –
взрослые,
детские,
то ли русские,
то ль половецкие,
то и дело хрустят под плугом,
но давно не воюют друг с другом.)
Трус – тот, кто прожил,
хоть раз не бунтуя,
а смирно идя в поводу.
Слава Буй Туру Всеволоду!
(Черное солнце вам было как знаменье:
дальше –
могила.
Но позабыли вы о наказании.
Слава затменье затмила.
Войны да войны…
Когда это кончится?
Что вы подскажете,
косточки,
косточки?)
Тот настоящий наследник отца,
кто отцовскому верен мечу.
Слава Владимиру Игоревичу!
(Косточки временем выбелены,
только вот боли не выболены…) - 217. Слава всем вам, князья и дружина.
Поясно вам поклонюсь.
Вы христиан защищали двужильно.
Тот, кто не трус, – тот и Русь!
(Косточки вымытые некрещеные,
Господом нашим вы тоже прощенные…) - 218. Память о не уступавших, но павших,
добрый Господь, не отринь.
Аминь.
Ссылка
Если вы используете корпус в научной работе, пожалуйста, сошлитесь на эту публикацию:
Орехов Б. В. Параллельный корпус переводов «Слова о полку Игореве»: итоги и перспективы // Национальный корпус русского языка: 2006—2008. Новые результаты и перспективы. — СПб.: Нестор-История, 2009. — С. 462—473.