Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина
ISSN 0136-0132
Диалог. Карнавал. Хронотоп. → 1995 → 3
6 7
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 3
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Р.Касимов
Поэтика карнавала
и переходных ритуалов
Размышления по поводу понятия «карнавал»
После публикации работ М.Бахтина «Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» 1 и «Проблемы поэтики Достоевского» 2 карнавальность в художественных произведениях стала модной и даже в некоторой степени избитой темой в современной критике. Однако при внимательном исследовании того, что понимается под этим термином, бросается в глаза разнобой в определении данного понятия.
Сам Бахтин, говоря о карнавале, имеет в виду не столько праздник, сколько «карнавальную культуру»: обрядово-зрелищ ные формы; словесные смеховые произведения; различные формы и жанры фамильярно-площадной речи. Исследуется не столько карнавал, сколько «вся богатая и разнообразная народно-праздничная жизнь». Несмотря на безусловную ценность такого подхода, он таит в себе определенную опасность, заключающуюся в том, что термин становится расплывчатым и слишком глобальным. Некоторая нечеткость в определении этих понятий в «Рабле» и «Достоевском» приводит к тому, что зачастую в работах, написанных под влиянием Бахтина, термином «карнавал» обозначаются никак не связанные между собой явления из разных областей человеческой деятельнос ти.
В данной статье мы намереваемся проследить
особенности употребления понятий «карнавал», «карнавальность»
и «карнавализация» у Бахтина и в англоязычной и франкоязыч
ной «пост-бахтинской» литературной критике, а также
предложить пути их уточнения, определив место карнавальной
поэти
ки в контексте более широкого явления, которое мы
назовем «поэтикой переходных ритуалов».
* * *
Несмотря на неоднородность критических исследований, «работающих» с карнавалом вслед за Бахтиным, мы смогли в них выделить четыре основные, часто противоречивые тенденции: 1) в произведении анализируется лишь один «карнаваль ный» персонаж; 2) исследуются элементы карнавальной структуры; 3) карнавал рассматривается как понятие, синонимичное мениппее и полифонии; 4) карнавал берется как этнологичес кое, политическое, общественное и духовное явление, оказывающее определенное влияние на литературные произведе ния.
К первому типу мы относим, например, книгу М.А.Бернстай на «Горький карнавал» 3, где речь идет не о карнавале как о коллективном явлении, а о «карнавальном» герое, играющем в странную и патологическую игру. Французкий критик Б.Вуйу, анализируя роман «Мрачный красавец» («Beau tenebreux») в работе «Мимесис: жертва и карнавал в творчестве Грака»4, приходит к выводу, что главный герой играет в нем две роли одновременно: искупительной жертвы и карнавального короля. При этом практически ничего не говорится о других компонентах карнавала (карнавальные время и пространство, сбрасывание привычных ценностей и т.д.).
Таким образом, обе рассмотренные нами работы (и примеры, разумеется, можно умножить 5) имеют одну общую черту: карнавальность в них изучается на примере одного героя произведения. При этом не указывается, как это соотносится с «классическим» понятием карнавала как коллективного, всенародного праздника.
Вторая тенденция — исследование элементов карнаваль ной структуры — раскрывается, в частности, в работах А.Юберсфельд 6, М.Д.Бристоля 7 и Э.Х.Зепп8.
Так, Бристоль, исследуя структуру шекспировских пьес в книге «Карнавал и театр», находит в них одну схему: битву карнавала и поста. В «Двенадцатой ночи», например, роль карнавала отводится Тоби и его товарищам, в то время как гротескный ханжа Мальволио символизирует пост. Ту же функцию строгого и неумолимого поста выполняет в «Гамлете» главный герой, преследующий, разоблачающий и, конце концов, развен
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Р.Касимов
Поэтика карнавала и переходных ритуалов
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 3
8 9
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 3
чивающий карнавального короля, то есть Клавдия.
Э.Х.Зепп в статье «Карнавальные образы в "Постороннем" и "Чуме" Камю»8 относит «Постороннего» к карнавальным произведениям только потому, что находит в нем противостояние официального и неофициального. По ее мнению, Мерсо — карнавальный персонаж, поскольку он принадлежит к неофициальному миру. В романе «Чума» проповедь Панлу «официаль на», а, следовательно, неэффективна, в то время как Рие, Тарру и пр., относящиеся к неофициально-карнавальному миру, правильно реагируют на эпидемию. На наш взгляд, эта статья может служить наглядным примером путаницы, существующей вокруг термина «карнавальность».
Третья тенденция представлена в статье Ю.Кристевой «Слово, диалог и роман». Кристева рассматривает карнаваль ность как текстуальную трансгрессию и определяет карнавал в тексте следующим образом: «Роман, включающий в себя карнавальную структуру, называется полифоническим романом» 9. Можно предположить, таким образом, что полифония и карнавальность являются для Кристевой неразрывно связанными понятиями.
Существуют также и литературно-критические работы, изучающие собственно карнавал как этнологическое, обществен ное и духовное явление, оказывающее определенное влияние на литературные произведения. В их ряду можно назвать работу Т.Кастла «Маскарад и цивилизация» 10, где убедительно показана связь между празднеством карнавального типа и английской литературой XVIII века. Наиболее значительной работой этого типа можно считать «Политику и поэтику трансгрес сии» П.Сталлибрасса и А.Уайта11, где авторы показывают, что символы и образы, рассматриваемые в европейском карнавале как вызывающие удовольствие, превратились в XX веке в болезненные симптомы ужаса.
Как мы видели, имеются большие различия в
определении карнавальности, которое дают критики. Иногда она
включает в себя только один персонаж; иногда это
только
коронование и развенчание; иногда
только борьба карнавала и
поста; иногда же, как у Кристевой, это нарушение норм на текстуаль
ном уровне. Такая «полифония определений», разумеется,
не случайна. Причину этого нужно искать прежде всего в
самой теории Бахтина, в его «слишком широком» понимании
карна
вала. Для того, чтобы определить границы употребления
этого термина, посмотрим, как формулирует его Бахтин в
«Проблемах поэтики Достоевского».
Во втором издании книги о Достоевском определение карнавальности значительно отличается от того, которое было дано в книге о Рабле. Кое-какие элементы добавляются; некоторые же характерные черты, о которых подробно говорится в «Рабле», в «Достоевском» практически не упоминаются (например, гротескное тело, карнавальное разъятие и т.д.).
В четвертой главе «Проблем поэтики Достоевского» Бахтин пишет: «Ту литературу, которая испытала на себе — прямо и непосредственно или косвенно, через ряд последующих звеньев, — влияние тех или иных видов карнавального фольклора (античного или средневекового), мы будем называть карнавализованной литературой» 12. Анализируя это определение, мы видим, что карнавализованная литература фактически делится на два вида: испытавшую непосредственное влияние карнавала и ту, где это влияние было опосредованным. Ясно, что их характеристики не могут быть одинаковыми, однако самим Бахтиным различие четко не обозначено. Не вполне понятно, к тому же, в чем должно выражаться это влияние: если даже предположить, что это наличие характерных черт карнавала, рассмотренных в «Рабле», то неясно, какие черты должны непременно присутствовать в произведении для того, чтобы его можно было охарактеризовать как «карнавальное», а какие необязательны.
Из всего вышесказанного логически вытекает, что необходимо разделить два понятия: карнавальность и карнавализа ция13. Под карнавальностью мы предлагаем понимать непосредственное влияние карнавала на литературу, описанное Бахтиным в «Рабле». Термином карнавализация , напротив, лучше обозначить опосредованное влияние некоторых карнаваль ных элементов, создающих некое «карнавальное восприятие мира». Уточняя в каждом случае, о каком из двух явлений идет речь, мы сможем избежать путаницы понятий, а также лучше понять природу изучаемых нами явлений.
Так, например, карнавальность мениппеи, проанализиро ванной с этой точки зрения, сомнительна. В «Достоевском» постоянно подчеркивается связь между карнавалом и мениппеей, однако ее карнавальное происхождение показано лишь
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Р.Касимов
Поэтика карнавала и переходных ритуалов
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 3
10 11
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 3
опосредованно. Сатирова драма, первый из образцов известной нам карнавальной литературы, едва ли напрямую связана с менипповой сатирой или тем более с диалогами Сократа. Более явно влияние комедий Аристофана, но их карнавальное происхождение само нуждается в доказательствах.
Характерными чертами мениппеи, по определению Бахтина, являются вольность вымысла, доминирование фантазии и мечты. Карнавальны ли эти черты? Фантастичность свойственна большинству мифов, сказок, античных трагедий и т.д. Трехплановая пространственная структура мениппеи (небо-земля-преисподняя) также не является отличительным признаком карнавала. Элементы социальной утопии присутствуют и в тех священных книгах, где говорится о происхождении мира или о конце света.
Одним из важнейших карнавальных элементов, выделенных Бахтиным, является порог. Однако его наличие характеризует не только карнавал, но и любой праздник, а также, в более широком смысле, большинство ритуалов.
Таким образом, даже если вышеназванные элементы мениппеи, выделенные Бахтиным, присутствуют в карнавале, они не могут рассматриваться как его отличительные черты, из чего следует, что мениппея в лучшем случае карнавализована, но никак не карнавальна. Однако показать это еще недостаточно. Необходимо найти тот общий знаменатель, под который можно подвести оба явления, поскольку очевидно, что мениппея и карнавальность связаны друг с другом, хотя и не могут быть определены друг через друга.
В выступлении на защите своей диссертации Бахтин определил карнавал следующим образом: «(…) карнавал — это только наиболее дошедший до нас кусочек грандиозного, очень сложного и интересного мира — народно-праздничной формы»14 . Это определение перекликается с соответствующими формулировками в «Рабле» и «Достоевском».
Таким образом, карнавал для Бахтина является
синонимом народного праздника. Однако формы и виды народного
праздника неоднородны. Более того, они сами являются
частью более широкого понятия —
переходных ритуалов
(rites de passage) — этим термином великий этнолог Ван Геннепп
обозначает ритуалы, «переводящие» индивидуума, группу людей
или все общество из одного качества в другое, из одного
времен
но'го и пространственного измерения в другое (ритуалы,
связанные с рождением, смертью, новосельем, наступлением
весны, сбором урожая и
т.д.)15.
На наш взгляд, поскольку карнавал принадлежит к переходным ритуалам, то логично предположить, что и карнаваль ность является составной частью более общего понятия, определяемого нами как «поэтика переходных ритуалов».
Переходные ритуалы играют понятиями «верх» и «низ», внезапными превращениями, выбивая людей из привычной временно'й и пространственной колеи, ставя их на «порог», на грань между прошлым и будущим, между старым и новым, знакомым и незнакомым, заставляя их символически переносить ся на небо или в преисподнюю. Влияние их на литературу несомненно. В.Пропп доказал, в частности, влияние обряда посвящения на волшебную сказку16. Как отмечает Н.Фрай, «в ритуалах мы сможем найти истоки повествования» 17. Присущие им мотивы и структуры, безусловно, были перенесены во многие литературные жанры.
Бахтин, очевидно, отдавал себе отчет, что, помимо карнавала, существуют и другие формы народной обрядности, наложившие свой отпечаток на литературу. В «Дополнениях и изменениях к "Рабле"» 18 он выделяет, в частности, свадебные и похоронные обряды, лишь наметив большую и сложную проблему их влияния на литературу.
Многие произведения, которые Бахтин и «пост-бахтинс кая критика» характеризуют как карнавальные, относятся фактически к категории сочинений, испытавших влияние «поэтики переходных ритуалов». Так, например, сомнительна карнаваль ность мистерий. Хотя в них и присутствует некий элемент комики, правомерно ли утверждать, что их серьезность, трагический плач и «стремление ввысь» имеют карнавальную основу? На наш взгляд, здесь скорее стоит говорить о «поэтике поста», поскольку, по мнению специалистов в области религиозной драмы, мистерия развилась из литургии Великого поста19.
Мы считаем, что наряду с карнавальностью, возможно говорить также о «поэтике обряда посвящения» (оказавшего, кстати, огромное влияние на все художественные формы), о «поэтике свадебных ритуалов», о «поэтике похоронной обрядности», о «поэтике поста» и т.д. Все эти пласты в литературе, разумеется, изучались, но лишь эмпирически, без соответствую
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Р.Касимов
Поэтика карнавала и переходных ритуалов
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 3
12 13
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 3
щей теоретической базы, за исключением карнавальности и, в некоторой степени, поэтики посвящения.
В данной статье мы не ставим себе целью дать исчерпывающий анализ этих понятий. Каждое из них нуждается в серьезном исследовании, невозможном в рамках небольшой статьи. Тем не менее, мы позволим себе несколько теоретических обобщений.
Любой переходный ритуал включает в себя тройную схему, выделенную Ван Геннепом: отделение — нахождение за пределами — соединение (separation — marges — agre/gation). В том или ином виде она переносится и в мифологию, а затем и в литературные жанры. В классическом своем варианте эта структура всегда является «комической», ибо «соединение» трактуется как преодоление хаоса и вступление в царство космоса. Если же этап соединения отсутствует, то речь идет о неудавшемся обряде (его схему можно найти в мифологии; так, легенду об Икаре можно рассматривать как описание неудачного обряда посвящения). Однако в подавляющем большинстве случаев народные сказания предпочитают рассказывать об удаче, перенося традиционную схему обряда на язык повествования.
Каждый из переходных ритуалов вырабатывает свою схематическую структуру и свой образный язык, однако символы и знаки часто кочуют из одного ритуала в другой, нередко меняя свое значение и место. Элементы карнавальной образности часто оказываются в других, далеких на первый взгляд от карнавала, этнологических и художественных системах, «карнавализуя» их. Это положение, которое поможет нам в известной степени разобраться в явлении карнавализации, мы покажем на примере одного из наиболее интересных явлений — наличия карнавальных элементов в «поэтике поста» (разумеется, этот заслуживающий глубокого исследования феномен мы сможем здесь рассмотреть лишь в свернутом виде).
Коллективный
пост — явление не менее древнее и
универсальное, чем карнавал, существующее в той или иной
форме во всех религиозно-обрядовых системах. Как и
карнавал, период поста противостоит обиходности, обыденной жизни.
Чем меньше времени он длится, тем он интенсивнее, тем
больше изменений он вносит в распорядок дня. Люди на некоторое
время оставляют свои обычные дела, чтоб окунуться в
иную
жизнь. Характерными его чертами являются: полный или
частичный отказ от пищи, половое воздержание, скромность
в одежде, отказ от развлечений, повышенная набожность.
Рассматривая названные нами элементы поста, можно отметить их полную противоположность карнавальной семиотике: карнавальному обжорству и пьянству здесь соответствует воздержание от еды и отказ от алкогольных напитков; карнавальной эротике соответствует воздержание от половых отношений; праздничности противостоит подчеркнутая строгость или ритуальное покаяние; наконец, ритуальный низ сменяется ритуальным верхом: глаза кающихся и молящихся направлены к небу.
Хотя коллективный пост кажется противоположностью карнавального праздника, в нем всегда присутствуют карнаваль ные элементы. В христианстве, например, это особенно отчетливо видно в религиозных процессиях, проводящихся в течение всего года, но особенно во время Великого поста. За неимением возможности подробно рассмотреть это интересней шее явление, удовлетворимся анализом описания «процессии Гошелина», которую сам Бахтин рассматривает в книге о Рабле как карнавальное явление. «Люди, несущие пятьдесят гробов, […] два эфиопа с дыбой, на которой черт пытает человека», женщины, сидящие «верхом на конях, все время подпрыгивая на седлах, утыканных раскаленными гвоздями» 20, — это элементы средневековых процессий, относящиеся именно к образной обрядности поста. Значение этих символов не только не карнавально, но и прямо противоположно карнавалу. Здесь черт уже выступает не в роли веселого весельчака (что характерно для карнавала), а как палач, мучающий грешников; женское тело представлено не в роли рожающего лона, а как символ греховной похоти; детородный орган заменяется на раскаленные гвозди, приносящие уже не наслаждение, а мучения.
Система образности поста проникает и в мистерии, исторически тесно связанные, как мы уже подчеркивали выше, с литургией этого календарного периода. Образы, имеющие в карнавале положительную окраску, представлены в религиозном спектакле резко отрицательными.
Причиной карнавализованности мистерий является то, что пост использует карнавальные образы для своих целей, органически включая их в свою систему. Существует и обратное
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Р.Касимов
Поэтика карнавала и переходных ритуалов
Диалог. Карнавал. Хронотоп, 1995, № 3
14 15
Dialogue. Carnival. Chronotope, 1995, № 3
явление: наличие в карнавале «постных» образов: святош, иссушивших свою плоть от продолжительного воздержания, идеалистов и т.д. Все изображаются в сниженном, пародийном виде21.
Отмеченное нами явление верно и для других видов поэтики переходных ритуалов. Так, в «Золотом осле» Апулея, который Бахтин характеризует как «карнавализованное» произведение, мы находим упомянутую нами тройную схему «отделение — нахождение за пределами — соединение». Герой романа превращается в осла, проходит под его «карнавальной маской» разного рода испытания, приобретая затем новый статус набожного человека. Налицо влияние обряда посвящения, лежащее в основе структуры данного произведения, карнаваль ность же в нем второстепенна.
* * *
Подведем некоторые итоги. На наш взгляд, то широкое значение, которое было придано термину «карнавал», пошло ему скорее во вред, чем на пользу. Нередко мы встречаем его там, где можно было бы ограничиться понятиями «комедия», «трансгрессия» или «маргинальность», которые, разумеется, связаны с карнавалом, но не являются тем не менее его синонимами. Чрезмерная «символизация» термина «карнавал» размывает его, ведет к нечеткости и делает его использование «неперспективным». Вот почему предлагаемый нами термин «поэтика переходных ритуалов» позволит, на наш взгляд, глубже постичь сущность таких понятий, как «карнавальность» и «карнавализация», и рассматривать их в более широком контексте влияния праздников и ритуалов на художественные произведения.
г.Иерусалим
1 Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965 (2-е изд. 1990).
2 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.
3 Bernstein M.A. Bitter carnival. Princeton University press, 1992.
4 Vouilloux B. Mimesis: sacrifice et carnaval dans la fiction gracquienne. Minard, 1991.
5 См., например: Amossy R., Rosen E. Carnaval et comedie dans "Les Caprices de Marianne" de Musset. Minard, 1977.
6 Ubersfeld A. Le Roi et le bouffon. Corti, 1974.
7 Bristol M.D. Carnival and theater. Methuen, 1985.
8 Zepp E. The carnivalesque images in Camus' «L'Etranger» and «La Peste» // Kentucky Romance Quarterly, XXX, 1983, pp.389—402.
9 Kristeva J. Le mot, le dialogue et le roman // Semeiotike\, Seuil, 1969, p.152. Перевод наш — Р.К.
10 Castle T. Masquerade and civilization. Methuen, 1986.
11 Stallybrass P., White A. The politics and poetics of transgression. Cornell University Press, 1986.
12 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского…, с.123.
13 Мы обязаны этой идеей проф. Д.Сегалу.
14 Стенограмма заседания ученого совета Института мировой литературы им. А.М.Горького. Защита М.М.Бахтиным диссертации «Рабле в истории реализма» // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1993, № 2—3, с.56. Выделено нами — Р.К.
15 Van Gennep A. Rites de passage. Picard, 1981, pr.ed.1909.
16 Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.
17 Frye N. The Archerypes of Literature // Myth and Literature. Ed. by J.B.Vickery. University of Nebraska Press, 1966, p.93.
18 Бахтин М.М. Дополнения и изменения к «Рабле» // Вопросы философии . 1992, № 1, с.161.
19 См., в частности: Hardison O.B. Christian rite and christian drama in the Middle ages. Johns Hopkins press, 1965.
20 Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле…, с.433.
21 Сходное явление взаимодействия официальной и неофициальной культур отмечено и А.Я.Гуревичем в книге «Проблемы средневековой народной культуры». М., 1981.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Р.Касимов
Поэтика карнавала и переходных ритуалов